пассажира, а еще Акилле мог взять с собой ящик с инструментами. По-моему, брат получал громадное удовольствие, разъезжая на немецком мотоцикле под носом у немцев же, хотя я бы предпочла, чтобы он этого не делал.
– Если они меня схватят, то все равно убьют, на чем бы я ни ездил, – говорил Акилле, когда я призывала его образумиться. – А на смерть мне наплевать.
Акилле продолжал ездить на «БМВ» и после войны. Для гонок мотоцикл оказался непригодным – слишком тяжелый. Но Акилле выкрасил его красным, в честь своего MM 125, и гонял на нем по дорогам вокруг Ромитуццо. Когда он переехал во Флоренцию, то оставил мотоцикл у родителей, думая забрать его как-нибудь потом. Конечно, мотоцикл он так и не забрал. А через несколько лет, когда мои родители сами готовились к переезду, к ним явился какой-то человек и попросил продать мотоцикл ему. Человек этот оказался бывшим американским солдатом, который осел в Италии, не пожелав возвращаться в Америку с ее расовыми проблемами.
Отец чуть не выгнал его. Он не понимал, почему человек, сражавшийся с нацистами, теперь хочет купить их же армейскую машину. Не понимал, пока нежданный гость не объяснил ему: мотоцикл привлекает его не тем, что он немецкий, мотоцикл привлекает его тем, что он принадлежал Акилле.
– Может быть, вам кажется, что я хочу купить кусок ваших воспоминаний, – сказал гость. – Прошу меня простить, если вы и правда так решили. Велите мне уйти – и я уйду. Но у меня во Флоренции клиент-американец, который спит и видит, как бы заполучить этот мотоцикл. Если вы согласитесь расстаться с ним, я обещаю, что мой клиент хорошо заплатит вам. Задаток могу оставить прямо сейчас. – Он достал из бумажника мятые купюры и протянул отцу.
Отец даже не стал спрашивать об окончательной сумме. Он ненавидел этот мотоцикл, да и деньги ему были нужны. К тому времени отец был уже болен и не мог работать, поэтому он с удовольствием смотрел, как мотоцикл увозят. По-моему, он бы даже не расстроился, если бы авансом все и кончилось. Возможно, в глазах отца аванс и так был больше, чем мог стоить мотоцикл. Но всего через несколько дней на счет легла остальная сумма, весьма впечатляющая. Этих денег с лихвой хватило, чтобы обеспечить родителей до конца жизни.
Я часто спрашиваю себя, кто был тот загадочный клиент. Какой-нибудь друг Пьерфранческо, который спонсировал участие Акилле в гонках? Или даже сам Пьерфранческо? А может быть, он не имел к Пьерфранческо абсолютно никакого отношения – просто какой-то богатый иностранец пожелал иметь вещь, некогда принадлежавшую Акилле, и отправил за ней этого доброго человека, говорившего по-итальянски. Да, Акилле вызывал у людей подобные чувства. И вызывает до сих пор.
– Я не опоздал? – спрашивает Марко. – Встреча началась в десять, но затянулась. Прости, пожалуйста.
– Не опоздал. – Я впускаю его в квартиру.
Марко снова одет с обычной элегантностью и очень мило конфузится.
– Я обещала позвонить Риченде… черт. Как раз пора звонить.
– Все будет хорошо. – Марко опускает руку мне на плечо. – Все будет хорошо. Мы уже раз двадцать об этом говорили.
И правда. Было утро понедельника, и бо́льшую часть воскресенья Марко провел у меня, помогая разобрать последние коробки. Материала оказалось куда больше, чем мы смогли осилить, но мы все же успели покопаться в интернете и подготовить довольно убедительный доклад. Нужно только уговорить Риченду выслушать его целиком. Я устраиваюсь на диване с компьютером, открываю видеочат и проверяю картинку.
– Отлично выглядишь, – говорит Марко, усаживаясь рядом.
Я чувствую, как кровь приливает к щекам, – боже, какой штамп.
– Отодвинься. Если Риченда тебя увидит, она забросает меня вопросами и я так и не перейду к Акилле.
– Ладно, ладно. – Марко отодвигается на другой конец дивана, а я набираюсь духу и звоню Риченде.
– Тори! – Риченда сидит за столом, обхватив ладонями кружку кофе, лицо усталое. Надо признать, не самое блестящее начало. – Приготовили фразу?
– Да. Но сначала мне надо рассказать вам одну историю.
– Тори… – Риченда закатывает глаза.
– Знаю. Это не то, о чем вы говорили, и я вижу, что у вас много дел, но все же очень прошу: выслушайте меня. В конце вы поймете почему, честное слово.
– В десять минут уложитесь?
– Обещаю.
– Ну что ж, – Риченда откидывается на спинку кресла, – начинайте.
И я начинаю.
– Двадцатого февраля тысяча девятьсот двадцать восьмого года в городке Ромитуццо, что в Вальдане, а это на юге Флоренции, родился выдающийся спортсмен. Его звали Акилле Инфуриати.
– Никогда о таком не слышала, – замечает Риченда.
Я вымученно улыбаюсь.
– Вы, наверное, не фанатка «Формулы-1»?
– Боже упаси. Первый муж, к сожалению, был. Скука смертная. Впрочем, у меня всегда была слабость к Джеймсу Ханту [37]. А он…
– Среди фанатов гонок Акилле Инфуриати – легенда, – упрямо продолжаю я. – Его знали – и почитали – как величайшего в истории Италии пилота «Формулы-1». Акилле был красивым, талантливым и бесстрашным, совсем как герой, в честь которого его назвали родители. И, подобно этому герою, Акилле Инфуриати погиб молодым.
Моя речь кажется мне вымученной, плоской и ходульной, но в Риченде пробуждается интерес. Я бросаю взгляд на Марко, и он улыбается в ответ.
– Он рос в буквальном смысле рядом с машинами, – говорю я. – Его отец был автомехаником, и Акилле начал возиться с моторами, едва научившись держать в руках гаечный ключ. Подростком он сражался в рядах итальянского Сопротивления. Каждый день он носился по округе на видавшем виды красном отцовском мотоцикле – выполнял поручения и ремонтировал мототехнику для партизан, скрывавшихся в горах Вальданы. При этом Акилле, прямо скажем, не осторожничал. Обычно ему удавалось не попадаться на глаза нацистам, пока однажды его не засек немецкий мотокурьер, который и пустился за ним в погоню.
– И что было дальше? – спросила Риченда, как по заказу.
Я улыбнулась – на этот раз безо всякой вымученности.
– Что именно произошло в тот день, в точности неизвестно. Но мы знаем, что с тех пор Акилле отправлялся на задания на угнанном у вермахта «BMW R12».
– Ничего себе!
– В этом весь Акилле. После войны он, конечно, стал искать новые источники острых ощущений. В своих первых гонках он участвовал на старом верном красном мотоцикле, и потому, а также за политические убеждения молодого гонщика прозвали Красным Чертом. Вскоре Акилле уже завоевывал призы, но призов ему было мало. Ему хотелось новых нелегких побед. Хотелось участвовать в серьезных автогонках.
В те дни автогонки считались привилегией богатых, там заправляли аристократы и крупный бизнес. А Акилле был парнем из рабочей семьи, родом из